Eččijä löydäy, ajaja tabuau / Ищущий найдёт, преследующий догонит
Ещё глючно-застрявшее -- пусть полежит, может сЪалхимичится что-то.
Не закрываю, смысла не вижу -- толку пока в обрывках йок, части не суммируются; да может, кто-то с текстами А. Нотомб ещё незнаком ))
Мозги и языки«Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в своём офисе важную делегацию из дружественной фирмы:
— Кофе на двадцать персон.
Я вошла к господину Омоти со своим большим подносом и исполнила все наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчёркнутым смирением, бормоча самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь. Если бы существовал орден за заслуги в осякуми, я по праву могла претендовать на него.
Несколько часов спустя делегация удалилась. А потом раздался грохочущий голос огромного Омоти:
— Саито-сан!
Я увидела, как господин Саито подскочил и, мертвенно побледнев, побежал в логово вице-президента. За стеной раздались вопли толстяка. Нельзя было понять, о чём шла речь, но видимо это было что-то не слишком приятное.
Господин Саито вышел с искажённым лицом. Я почувствовала глупый прилив нежности к нему, думая о том, что его вес составлял третью часть от веса его противника. И тут он сердито позвал меня.
Я последовала за ним в пустой кабинет. Он заговорил, заикаясь от гнева:
— Вы поставили в глубочайше неловкое положение делегацию дружественной фирмы! Вы подавали кофе, выражаясь так, будто Вы владеете японским в совершенстве!
— Но я не так уж плохо им владею, Саито-сан.
— Замолчите! Как Вы смеете оправдываться? Господин Омоти очень сердит на вас. Вы создали отвратительную обстановку на совещании сегодня утром. Как наши партнёры могли чувствовать себя непринуждённо в присутствии белой, которая понимает их язык? С этого момента Вы больше не говорите по-японски.
Я посмотрела на него с удивлением:
— Простите, что?
— Вы больше не знаете японского языка. Ясно?
— Но, в конце концов, компания Юмимото наняла меня именно за знание вашего языка!
— Мне всё равно. Приказываю Вам больше не понимать японского.
— Это невозможно. Никто не смог бы подчиниться подобному приказу.
— Подчиниться всегда можно. Это то, что западные умы должны были бы понять.
«Ах, вот вы о чём», подумала я, прежде чем ответить:
— Вероятно, японский мозг и может заставить себя забыть какой-то язык. Западный мозг на такое не способен.
Столь необычная отговорка не показалась господину Саито странной.
— Всё же попытайтесь. По крайней мере, сделайте вид. Я получил распоряжение на Ваш счёт. Итак, решено?
Он сказал это сухим резким тоном.
Вероятно, когда я вернулась в свой кабинет, у меня было такое вытянутое лицо, что Фубуки посмотрела на меня мягко и взволнованно. Я долго чувствовала себя подавленной, размышляя как поступить.
Самым логичным было бы написать заявление об уходе. Однако, я не могла решиться на это. В глазах европейца в этом не было ничего бесчестящего, но по японским меркам это означало потерять лицо. Я работала в компании от силы месяц. Однако, контракт был подписан на год. Уйти через столь короткое время, значило покрыть себя позором в их глазах, также как и в моих.
Тем более, что мне совсем не хотелось уходить. Всё-таки мне стоило кое-каких усилий быть принятой на работу в эту компанию: я изучила токийскую административную лексику, прошла тесты. Конечно, мои амбиции не простирались до того, чтобы сделаться великим полководцем международной торговли, но я всегда хотела жить в стране, перед которой преклонялась со времён первых идиллических воспоминаний, которые хранила с раннего детства.
Я решила остаться.
Но для этого я должна была найти средство выполнить приказ господина Саито. Я прозондировала свой мозг в поисках возможных залежей амнезии: не было ли каких-нибудь тёмных пещер в моей нейронной крепости? Увы, здание имело сильные и слабые стороны, башни и трещины, ямы и рвы, но ничего, что позволило бы мне похоронить язык, который ежедневно был у меня на слуху.
Если я не могла его забыть, то можно ли было, по крайней мере, его утаить? Если сравнить речь с лесом, возможно ли было за французскими буками, английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами спрятать гигантские японские криптомерии, которые в данном случае имели самое подходящее название?»
А. Нотомб, «Дрожь и оцепенение» /«Страх и трепет» (с)
Мгм )) патологоанатомы не находят в мозгах душевнобольных болезненных изменений.
Прижизненные паттерны мозговой активности? Речь, речевые центры.
Понять -- > впустить, вобрать, усвоить -- > измениться (Сартр и др.)
Трансчеловеческие потребности, превосхождение себя.
«Я вообще не понимаю, как можно с кем-то порвать, разве что за какое-то страшное преступление. Сказать “все кончено” – это пошлость или ложь. Ничто не бывает кончено. Даже если совсем не вспоминать о человеке, он все равно живет в тебе. Если он что-то значил для тебя, то будет значить всегда».
(Амели Нотомб, «Токийская невеста»).
Не закрываю, смысла не вижу -- толку пока в обрывках йок, части не суммируются; да может, кто-то с текстами А. Нотомб ещё незнаком ))
Мозги и языки«Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в своём офисе важную делегацию из дружественной фирмы:
— Кофе на двадцать персон.
Я вошла к господину Омоти со своим большим подносом и исполнила все наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчёркнутым смирением, бормоча самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь. Если бы существовал орден за заслуги в осякуми, я по праву могла претендовать на него.
Несколько часов спустя делегация удалилась. А потом раздался грохочущий голос огромного Омоти:
— Саито-сан!
Я увидела, как господин Саито подскочил и, мертвенно побледнев, побежал в логово вице-президента. За стеной раздались вопли толстяка. Нельзя было понять, о чём шла речь, но видимо это было что-то не слишком приятное.
Господин Саито вышел с искажённым лицом. Я почувствовала глупый прилив нежности к нему, думая о том, что его вес составлял третью часть от веса его противника. И тут он сердито позвал меня.
Я последовала за ним в пустой кабинет. Он заговорил, заикаясь от гнева:
— Вы поставили в глубочайше неловкое положение делегацию дружественной фирмы! Вы подавали кофе, выражаясь так, будто Вы владеете японским в совершенстве!
— Но я не так уж плохо им владею, Саито-сан.
— Замолчите! Как Вы смеете оправдываться? Господин Омоти очень сердит на вас. Вы создали отвратительную обстановку на совещании сегодня утром. Как наши партнёры могли чувствовать себя непринуждённо в присутствии белой, которая понимает их язык? С этого момента Вы больше не говорите по-японски.
Я посмотрела на него с удивлением:
— Простите, что?
— Вы больше не знаете японского языка. Ясно?
— Но, в конце концов, компания Юмимото наняла меня именно за знание вашего языка!
— Мне всё равно. Приказываю Вам больше не понимать японского.
— Это невозможно. Никто не смог бы подчиниться подобному приказу.
— Подчиниться всегда можно. Это то, что западные умы должны были бы понять.
«Ах, вот вы о чём», подумала я, прежде чем ответить:
— Вероятно, японский мозг и может заставить себя забыть какой-то язык. Западный мозг на такое не способен.
Столь необычная отговорка не показалась господину Саито странной.
— Всё же попытайтесь. По крайней мере, сделайте вид. Я получил распоряжение на Ваш счёт. Итак, решено?
Он сказал это сухим резким тоном.
Вероятно, когда я вернулась в свой кабинет, у меня было такое вытянутое лицо, что Фубуки посмотрела на меня мягко и взволнованно. Я долго чувствовала себя подавленной, размышляя как поступить.
Самым логичным было бы написать заявление об уходе. Однако, я не могла решиться на это. В глазах европейца в этом не было ничего бесчестящего, но по японским меркам это означало потерять лицо. Я работала в компании от силы месяц. Однако, контракт был подписан на год. Уйти через столь короткое время, значило покрыть себя позором в их глазах, также как и в моих.
Тем более, что мне совсем не хотелось уходить. Всё-таки мне стоило кое-каких усилий быть принятой на работу в эту компанию: я изучила токийскую административную лексику, прошла тесты. Конечно, мои амбиции не простирались до того, чтобы сделаться великим полководцем международной торговли, но я всегда хотела жить в стране, перед которой преклонялась со времён первых идиллических воспоминаний, которые хранила с раннего детства.
Я решила остаться.
Но для этого я должна была найти средство выполнить приказ господина Саито. Я прозондировала свой мозг в поисках возможных залежей амнезии: не было ли каких-нибудь тёмных пещер в моей нейронной крепости? Увы, здание имело сильные и слабые стороны, башни и трещины, ямы и рвы, но ничего, что позволило бы мне похоронить язык, который ежедневно был у меня на слуху.
Если я не могла его забыть, то можно ли было, по крайней мере, его утаить? Если сравнить речь с лесом, возможно ли было за французскими буками, английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами спрятать гигантские японские криптомерии, которые в данном случае имели самое подходящее название?»
А. Нотомб, «Дрожь и оцепенение» /«Страх и трепет» (с)
Мгм )) патологоанатомы не находят в мозгах душевнобольных болезненных изменений.
Прижизненные паттерны мозговой активности? Речь, речевые центры.
Понять -- > впустить, вобрать, усвоить -- > измениться (Сартр и др.)
Трансчеловеческие потребности, превосхождение себя.
«Я вообще не понимаю, как можно с кем-то порвать, разве что за какое-то страшное преступление. Сказать “все кончено” – это пошлость или ложь. Ничто не бывает кончено. Даже если совсем не вспоминать о человеке, он все равно живет в тебе. Если он что-то значил для тебя, то будет значить всегда».
(Амели Нотомб, «Токийская невеста»).
@темы: глючное, информация к развлечению, осторожно, работа мозга
Только героиня, кажется, приняла его приказ слишком буквально. Стала на полном серъёзе искать пути для амнезии в своём мозгу
Это, кстати, несёт хитрые преимущества: иностранцы, думая, что ты не понимаешь их речь, могут в твоём присутствии говорить вещи не для твоих ушей, не подозревая, что ты мотаешь их на ус.
Действительно, на волне возмущения ему могло показаться, что она специально себя так вела, чтобы оскорбить японцев.